Иван Андреевич Крылов свою басню «Стрекоза и муравей» писал, конечно, о другом, но для ювелирного искусства вряд ли отыщется метафора лучше. Красивая драгоценность — та самая стрекоза-попрыгунья: символ цветущей полным цветом жизни, легко—мыслия и без—заботности. Символ победы эстетики над здравым смыслом, изящества над практичностью, лирики над физикой, бесконечного красного лета над холодной зимой. В общем, праздник, который всегда с тобой и будет с тобой, даже если не станет авиасообщения с Парижем.

У французского Дома Van Cleef & Arpels драгоценности — именно такие. Ванклифовские бабочки никогда не были куколками и никогда не превратятся в прах. Феи взмахом волшебной палочки создают кареты, которые ни в полночь, ни на утро не станут тыквами. Балерины делают антраша в мире, где Ньютон не открывал гравитацию.



Не было среди попрыгуний Van Cleef & Arpels только собственно стрекоз — до прошлого года. Тогда, на парижской Биеннале антикваров Дом представил брошь Libellule. 128 бриллиантов, 67 рубинов, 174 сапфира огранены с одной стороны, с другой отполированы и оттого одновременно искристо сверкают и отсвечивают мягким блеском. Они помещены в невидимую оправу (как иначе: ее изобрели именно в Van Cleef & Arpels, в очередной раз поправ тех самых физиков во главе с Ньютоном) — этой стрекозе ничто не мешает жить вечно, а зрителю скользить взглядом по переливающимся камням способен помешать лишь ход времен, но точно не перепонки оправы.



Украшение проще некуда: ни тебе барочных мизансцен, в которые ювелиры Дома помещают своих фей, ни затейливых поз тех же балерин, ни пары, какая часто есть у ванклифовских бабочек, ни даже попранного муравья. Просто одна драгоценная стрекоза, которая присела на твид жакета, шелк платья или атлас сумочки отдохнуть от пения и передумала улетать. Квинтэссенция самого беззаботного из искусств и самое красивое напоминание о том, что лето всегда приходит за любой, самой холодной зимой.